В одной из своих чрезвычайно интересных работ француз марксист Поль Лафарг, исследуя причины преступности во Франции в 1840—1866 г. г., пришел к заключению, что все они могут быть сведены к условиям капиталистического быта. Лафарг показал, какая зависимость существует между, напр., кражами, мошенничествами и ценами на муку.

«Капиталистический способ производства, — говорит он, — развивается очень неравномерно; его развитие то быстро идет вперед, то снова останавливается и страдает от кризисов, разрушающих благополучие тысяч и миллионов лиц. Если справедливо, что современная преступность есть прямое следствие капиталистического способа производства, то изменения в движении преступности должны совпадать с колебаниями производства: число преступлений должно возрастать во время кризисов и падать в годы экономического подъема; другими словами, преступность обусловливается расцветом или упадком капиталистического способа производства».

В условиях капиталистического общества преступность является необходимой частью общественного устройства. Характерно, впрочем, что «преступники» составляют далеко не худшие элементы этого общества. Сплошь и рядом на преступление идут те, кто не способен просить милостыню, кто считает себя в праве взять кусок хлеба против воли его собственника, если этот кусок хлеба ему не дает собственник добровольно. Нападая на собственника и тем самым становясь «преступником», он выражает этим как бы свой протест против всего общества, против самого строя, не обеспечивающего ему возможности существования. Кому приходилось подолгу бывать среди уголовных преступников в до-революционных тюрьмах, те хорошо помнят особый тип преступников, выработавшийся в русских до-революционных условиях. Нередко это бывали люди, которые носили в себе какую-то глубокую и даже принципиальную ненависть к собственнику, к мещанину, к его мещанским взглядам, привычкам, вещам. Привычные, профессиональные преступники, почти не выходящие из тюрьмы, они никогда не запятнают себя преступлением против бедняка или трудящегося. Но они с чувством особой гордости и довольства рассказывают о своих подвигах, если жертвами их являются люди состоятельные. Эти преступники как бы ведут своеобразную войну против собственности. Неудивительно, что и буржуазная юстиция ведет против них такую же беспощадную войну, почти не выпуская их из своих каменных мешков.

В капиталистическом обществе преступник принадлежит, как общее правило, к числу яростных врагов этого общества. В свою очередь, и буржуазное общество видит в уголовном преступнике не только рыцаря темной ночи, но и своего рода классового врага. Это своеобразие «преступности» в условиях буржуазного общества подчеркивали и Маркс («Капитал») и Энгельс («Положение рабочего класса в Англии»).

Между собственниками и уголовным миром идет, повторяем, как бы своеобразная классовая борьба. Но в этой классовой борьбе, в отличие от настоящей, подлинной классовой борьбы, нет и не может быть победителей.

Преступник, если ему и удается «победить», удачно провести свою операцию, воспользоваться плодом своей «победы», то с каждой такой победой он падает все ниже и ниже, все более и более нравственно разлагается, оказываясь жертвою, — «побежденным победителем»...

Но и буржуазное общество, если ему и удается изловить преступника и бросить его в тюрьму или на каторгу, нисколько не облегчает своего положения, поскольку не уничтожены причины новых посягательств. Таким образом, все меры, которые принимает буржуазия против преступников и преступности, почти бесполезны.

Что же это за меры? Это все то же «устрашение, улучшение и исправление».

Увы! Устрашение никого не устрашает, улучшение — ничего не улучшает, а исправление — не исправляет. Все эти меры совершенно не оправдывают себя. Они не в силах не только предотвратить преступления, совершающиеся в буржуазном обществе с неуклонностью естественного закона, но даже сколько-нибудь задержать бурный поток преступлений.